Хочется так привычно, с ленцой вскинуть брови. Это желание приходит каждый раз, как к слуху кто-то бросает, подобно кость голодной собаке, фразу «последний год». Неужели, в самом деле, последний? Наверное, сейчас положено ощутить печаль, тоску, но не хочется тревожить лишний раз душу. У нее впереди еще много переживаний, которые необходимо сократить до минимума. Пусть лучше она будет нетронутой, как сувенир. И ведь верно, душа – это подарок. А люди так истязают его... Вопиющая неаккуратность, невнимательность и небережливость.
Здесь, в Хогвартсе, своя жизнь, и она не останавливается ни на секунду, замок этот дышит. И его дыхание – ученики, снующие по коридорам чаще, отчего-то, по ночам. Подрагивающее пламя факелов. Его дыхание – это волнение во время экзаменов, это мысли и даже чувства. Сами того не ведая, все мы это ценим, а те, кто не ценит – здесь не учатся. Все очень просто.
В этих стенах призраки юности давно уже ушедших из жизни, все мы ее оставляем здесь. А теперь... Всего несколько месяцев, и про это место, выросшее в совершенном уголке природы, можно забыть. Но что, в сущности, меняется? Один замок на другой. Меняются люди. Никаких магглов в дальнейшем, ничего этого глаза видеть почти не будут. Здесь, верно, следует облегченно вздохнуть – а мне не хватает воздуха, чтоб это сделать.
Я молчу.
Сейчас карета встанет, я выйду, взгляну на фестралов, поднимусь по ступеням, войду внутрь замка. Мне смешно все это представлять, кажется, одна и та же пластинка в который раз ходит по кругу, надоело. Но ничего не хочется менять. Не хочется, чтоб кто-то прервал этот замкнутый круг, потому что он создан моими руками.
Отец обещал сотворить мне светлое будущее. Помню, мне было смешно. Ровно настолько, насколько смешно сейчас, ничего не меняется. Он желает быть Творцом, да только выходит скверно. Всегда. У него нет дара создавать; трудолюбия не хватает, терпением не награжден. Зато у него так получается разрушать! Меня всегда удивляла эта его особенность, талант. Иногда кажется, разрушение пристало к нему с самого рождения, и отец его просто не замечает. В этом чувствуется не только воля Судьбы, но и тяжелая поступь Рока. Наверное, не уважительно говорить о своем отце так, но... Он смешон. Это не шут, нет – шуты в свое время были умнее тех, кто смеялся над их шутками. Шут – это призвание. Шут – это пророк. А он – неудавшийся клоун, над которым хочется смеяться, видя его незавершенность и показушность. Он пообещал мне будущее. Каков был мой ответ? Я заверила, что не допущу, чтоб его кривые руки посмели из прекрасных материалов создать убожество, именуемое моей грядущей жизнью. Мы с ним посмеялись, ведь я сказала это шутливо и как-то по-дружески. Только я смеялась над его слепотой, а он над моей псевдо-шуткой. Вот и вся разница. Я помню, как однажды между нами произошел и такой диалог:
- Пэнси, с такими мозгами ты ни одному мужчине не будешь нужна.
- И что же...Мне перед тобой извиниться?
- Я не говорил этого, но твоя дерзость меня, признаться, забавляет. Никакого уважения к отцу.
-  Вы меня создали таковой. Хотя...О, нет. Вы заставили меня стать тем, кто я есть. Считай, что в моих следующих словах сияет гордость. Вы в моей становлении являли собой только пренеприятную декорацию.
После этого он замолчал. Мой отец – актер, и это у него получается значительно лучше, нежели сложнейший процесс создания. В тот раз он был оскорблен, и даже не разговаривал со мной несколько дней. Верно, этим храбрым и по-детски неразумным поступком надеялся вызвать во мне угрызения совести. Старики – смешные люди, как дети, в самом деле. Их начинает покидать холодный разум, остается только способность думать. Я, признаться, даже не обратила внимания на его обиду. Узнала об этом с его собственных слов, когда ему надоело разыгрывать этот бесполезный спектакль – обида забывается тогда, когда ее игнорируют обе стороны. Отец признает театр одного актера, и отчасти, в нем живет. Я нахожу это смешным в своей горечи и ума не приложу, как они живут под одной крышей с матерью. Это два совершенно разных человека, которые не должны были быть так близко. Хотя, о себе по отношению к ним могу смело заявить то же самое.
Мне нравится медленно по реке плыть, не замечать часов. А они – зависимые от галлеонов и времени больные. Я вижу себя исключительно здоровым человеком.
Пробираясь в Большой Зал, она не сподобилась ни одному человеку сказать слова приветствия. Ее маска молчаливости привычно скрывала настоящее усталое выражение лица и усталый голос. Так было нужно. Ей.
В большинстве случаев на завтраки обеды и ужины Пэнси приходила в огромное помещение в чувстве легкого раздражения, поскольку толпа, что бурлила у дверей Большого Зала убивала ее спокойствие. Сейчас мало, что поменялось. Ее ловкости хватило на то, чтоб, избегая прикосновения чьего-нибудь плеча, вытащить из сумки зеркало (мимолетный взгляд на свое отражение, устало лицо в нем), а после – очки. Они были верным щитом, что скрывал любую мелочь, которой не должно быть предъявленной неопытному человеческому глазу.
Она вошла в Зал с лицом равнодушным, в отличие от многих, Пэнс никогда не осматривалась вокруг, замечая столы факультетов. Чаще она либо хваталась взглядом на свое привычное место среди однокурсников, либо смотрела на стену, чуть выше слизеринского стола.
Благо, близится. Самое замечательное время, есть возможность отдохнуть после дороги
Короткий взгляд на лица, что ближе всего находятся с ее почетным местом, целеустремленные шаги. Кажется, что Пэнси прибыла в Хогвартс не для того, чтоб остаться там на весь учебный год, а чтобы подписать кое-какие бумаги, переночевать и вернуться в родные пенаты. Наверное, в своем роде она так и думала...
- Всем привет! – холодно сказала девушка, присаживаясь и педантично кладя сумку себе на колени.
Чашка горячего шоколада, что дарит тепло озябшим ладоням. Глоток, полуопущенные веки, и улыбка.
- Шоколад...Вот, что способно усладить горечь жизни, – она улыбается. Кажется, все не так уж и плохо...Для начала.

Зачем я сюда приехала? Так и никто не вспомнил про мой день рождения...
Паркинсон незаметно вздохнула, но сразу взяла себя в руки.
Так, Пэнс, не роскисай, ещё предствоят лекции. А первая лекция - ЗОТИ.
Слизеринка опять вздохнула. Она ненавидела Защиту от Тёмных Искуств, так как считала что этот предмет создан для грязнокровок. А Пожирательнице Смерти зачита от тёмных искуств не понадобится. А ещё больше она ненавидела нового преподователя по этому предмету: Нимфадору Тонкс. Паркинсон прекрасно знала, что Нимфадора - аврор. А авроры - это злейшие враги Пожирателей. Взгляд аристократки упал на Тонкс.
-Да уж... Значит она теперь будет преподовать у нас ЗОТИ? - презренно глядя на нового професора спросила Пэнс у подруги.
-Да.... - ответила её подруга и продолжила что-то говорить, но Паркинсон больше её не слушала.
Интересно, зачем она пришла в Хогвартс? Ей что, делать больше нечего? - подумала Пэнс и заметила трёх знакомых гриффиндорцев. Они мило шептались и время от времени поглядывали по сторонам.  Слизеринка сразу их узнала. Это были Поттер, Уизли и Грейнджер. Этих троих Пэнси ненавидела больше всего на свете. Паркинсон встала, подошла к столу гриффиндора и высокомерно проговорила:
-Так-так, что мы видим...Поттер, Уизли, Грейнджер... Что вы здесь делаеете? Неужели опять что-то замышляете? - Слизеринка хихикнула.

Пэнси всё так же презрительно смотрела на троицу, как сзади к ней подошла Тонкс.
-Кхе,кхе...-Нимф кашлянула,чтобы привлечь к себе внимание-Мисс Паркинсон,могу я поинтересоваться,что вам необходимо от учеников моего факультета?
Слизеринка перевела злостный вгляд на Тонкс. И сразу поправила левый рукав, который задрался так, что видна была часть Метки.
-Здравствуйте, проффесор. - с нескрываемым отвращением произнесла Пэнс.
Ведь я так понимаю вы сюда пришли не для дружеской беседы..
-Разве? Вы не правы. Я просто решила напомнить Поттеру, Уизли и Грейнджер о том, что у Слизерина и Гриффиндора здвоенный урок ЗОТИ сегодня. - Пэнси театрально приподняла брови, язвительно "просверлила" взглядом троицу, резко развернулась и гордо ушла, случайно наступив Тонкс на ногу.